Несколько дней назад нашу организацию посетил Михаил Кильдяшов, удивительный человек, Писатель с большой буквы, обладающий великим даром созидания Русской Словесности. Он поделился с нами своими светоносными статьями, пронзительными, открывающими неожиданные аспекты нашей жизни, нашего миропонимания. С удивлением ощущаешь, что то незримое, но очень важное в нашей жизни, так долго остававшееся незамеченным, становится явью благодаря его таланту видеть невидимое.
Сегодня мы публикуем одну из его пронзающих сознание статей.
А.П. Зуев
Первое слово - особая точка отсчета в жизни каждого из нас. Младенец, вчера укрощавший непокорные звуки, а сегодня, наконец, произнесший осмысленное слово, становится иным человеком. Его мы внимательнее слушаем, с ним еще трепетнее говорим. Будто теперь он познал то, что «гадательно» ведомо всем нам. Будто теперь он преодолел то, что когда-то преодолели и мы - первый страх одиночества. Неслучайно наши первые слова - это чаще всего «мама» и «папа». Кажется, что через них ребенок говорит: «я здесь», «я свой». Вот так и русский язык преодолевает в своей метафизической истории три страха одиночества.
Равноапостольные Кирилл и Мефодий, создав славянскую азбуку, не просто дали возможность переводить книги и записывать мысль или речь. Они определили для нас сверхзадачу языка. Названия букв кириллицы - это не нынешние «ка», «эль», «эм»... Это полноценные слова. Можно по-разному относиться к идее зашифрованного в азбуке послания, но сочетания «глаголь добро» или «рцы слово твердо» призывают нас быть твердыми в слове, созидать словом, спасаться через слово. Так, буквы, испугавшись одиночества, в своих названиях-словах преодолели его, нашли друг друга. Этим был побежден первый страх.
Затем одиночества испугались уже слова, и стали собираться в словари. «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля - это единственный в мире словарь, который интересно прочесть от корки до корки, как художественную книгу. Если, по Анатолю Франсу, словарь - это «Вселенная, расположенная в алфавитном порядке», то словарь Даля - это алфавитный порядок, оживотворенный вселенской гармонией.
Даль не составил словарь - он воплотил его как все духовное, способное воплотиться в вещественном: «С языком, с человеческим словом, с речью безнаказанно шутить нельзя; словесная речь человека - это видимая, осязаемая связь, союзное звено между телом и духом; без слов нет сознательной мысли... без вещественных средств этих в вещественном мире дух ничего сделать не может, не может даже проявиться...».
Оттого словарь Даля настолько гармоничен, что напоминает таблицу Менделеева: в нем все слова находятся на своих местах, определенных неподвластным человеку языковым промыслом. И эта гармония отторгает все чужеродное и разрушительное. Потому, когда филолог И.А. Бодуэн де Куртенэ дополнил одно из изданий словаря бранными словами, гармония разрушилась, словарь рассыпался. В авторском же издании, без посторонних поправок и сокращений, слова нашли друг друга и преодолели страх одиночества.
Третий страх языка связан с потерей способности порождать новые смыслы. Это одиночество слова, лишенного одухотворенной мысли. И этот страх разрушает поэзия. Веками она вдыхает в язык новую жизнь. Так, в творчестве Николая Гумилева, который, пожалуй, больше других поэтов написал стихов о стихах, стихов о слове и языке, воплотилась универсальная поэтическая «логософия», где природа слова постигнута поэтом уже настолько, что из инструмента изъяснения язык превращается в образ, идею.
На первый взгляд, может показаться, что Гумилев говорит о разрушительной природе слова! Но оно всегда одинаково близко и к смерти, и к рождению:
В муках и пытках рождается слово,
Робкое, тихо проходит по жизни.
Странник — оно, из ковша золотого
Пьющий остатки на варварской тризне.
Или хрестоматийное:
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
Если Даль в словаре воплощал слово, то в поэзии оно «развоплощается»: дух освобождается от всего земного, подобно тому, как хлеб становится Святым Причастием:
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
Потому слово - это не цветовой спектр и не семь нот октавы. Словесные смыслы складываются не из множества комбинаций. Словам вновь и вновь сообщается неиссякаемая «мысль великая». Так преодолевается третий страх языка.
Младенец растет на глазах. Он уже произнес первое слово и сделал первый шаг. Но если первый шаг - это физическое движение, то первое слово - движение духовное. Через него, сам того не осознавая, младенец соединяется незримой, но нерасторжимой связью со своими родителями и родом, далекими предками и созидателями языка: Гумилевым, Далем, братьями Кириллом и Мефодием. Не просто осваивает язык, а становится «носителем мысли великой».
Михаил Кильдяшов. Председатель Оренбургского отделения Изборского клуба, секретарь Союза писателей Оренбургской области