Се повести времяньных лет,
откуду есть пошла Руская земля,
кто в Киеве нача первее княжити,
и откуду Руская земля стала есть.
«Повесть временных лет»
Русская художественная словесность может по-праву гордиться многими достижениями — глубокими философскими исканиями, деятельным социальным содержанием, изысканной и проникновенной лирикой, тонкими и вдохновенными описаниями родной природы. Но есть один раздел литературы, в котором отечественные писатели, как мне кажется, давно и решительно главенствуют.
Скачать книгу: Скачать
Это литература о войне.
Увы — виной тому, пожалуй, даже не наше традиционное богатство художественными талантами, а, к сожалению, да что там к сожалению — к великой скорби — виной тому вся история наша, изобилующая предметами исследования писателей-баталистов — войнами.
Уже одно из первых резонансных произведений русской поэзии «Ода на взятие Хотина» Михаила Ломоносова было посвящено военным действиям. Ода эта одновременно стала и воротами в мир для всей последующей отечественной литературы, и глубоко символично, что она впервые коснулась именно темы войны. Впрочем, конечно, не впервые — давние предшественники Ломоносова, безвестные авторы шедевров древнерусской литературы — «Слова о полку Игореве», «Задонщины», «Слова о погибели Русской земли», «Повести о разорении Рязани Батыем» не просто описали средневековые вооружённые конфликты, но пытались передать читателям из грядущих поколений весь трагизм описываемого, великую несправедливость и ту самую великую скорбь свою:
Далеко́ в Путивле, на забрале,
Лишь заря займётся поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру́:
«Что ты, Ветер, злобно повеваешь,
Что клубишь туманы у реки́,
Стрелы половецкие вздымаешь,
Мечешь их на русские полки́?
Чем тебе не любо на просторе
Высоко́ под облаком летать,
Корабли лелеять в синем море,
За кормою волны колыхать?
Ты же, стрелы вражеские сея,
Только смертью веешь с высоты.
Ах, зачем, зачем моё веселье
В ковылях навек развеял ты?»*
С этих-то времён, с почти былинных лет плача Ярославны из «Слова о полку Игореве» установился и главный духовный вектор русской военной литературы.
Она — не бравурный парадный марш и блеск галунов и литавр.
Она — не сводка парадных реляций и «шапкозакидательских» угроз.
Она — воплощение правды войны, которая всегда сначала — трагедия, а уж потом — повод для гордости.
Она — плач, она — стон, она — ярость, она — священная ненависть, она — неизбывная скорбь.
Развеянное в ковылях славянских степей счастье многих поколений, миллионов людей — вот главный предмет исследования русской военной литературы. И все последующие генерации отечественных писателей вынуждены были возвращаться к этому предмету — часто даже просто ввиду течения собственной биографии.
В золотой девятнадцатый век, ставший, пожалуй, уже навсегда фундаментом всей нашей культуры, жизненные линии многих русских литераторов прочно переплелись со стрелками наступлений и отступлений на исторических военных картах. Поэт Денис Давыдов становится поэтическим голосом Отечественной войны 1812 года:
В ужасах войны кровавой
Я опасности искал,
Я горел бессмертной славой,
Разрушением дышал.
Объятия другой «войны кровавой» сполна ощутят на себе два других писателя классической нашей эпохи — Михаил Лермонтов и Александр Бестужев-Марлинский. Это конфликт, отголоски которого мы чувствуем и поныне — Кавказская война. Да и одно из центральных произведений «нашего всё», Александра Сергеевича Пушкина — «Капитанская дочка» — это повесть о войне, пожалуй, о самой трудной и безжалостной её форме — войне гражданской (ибо именно таковой, если разобраться, была Крестьянская война под предводительством Е. Пугачёва, которую Пушкин анализировал подробно в «Истории Пугачёвского бунта»).
И, наконец, девятнадцатый век и его военные хроники получили зримое воплощение в работе другого русского гения — Льва Толстого, в его «Севастопольских рассказах», ставших, пожалуй, первым образцом «окопной прозы» в нашей литературе, и, конечно же, «Войне и мире», романе, который стал фундаментом глубинного понимания драматического восприятия войны для всего человечества и во многом привёл к пересмотру отношения к ней и к насилию вообще.
А на пороге уже был двадцатый век... Увы — он даст нашим писателям много пищи для размышлений, прежде всего размышлений о войне.
О войне гражданской — о ней будут писать многие... От классика поздней русской и новой советской литературы Алексея Толстого с его «Хождением по мукам» до ярчайшего представителя нарождающегося социалистического реализма Николая Островского с его «Как закалялась сталь». От опять «окопнопрозаических» «Железного потока» Александра Серафимовича и «Первой конной» Исаака Бабеля до «Школы» и «Р.В.С.» классика советской детской литературы Аркадия Гайдара. Михаил Шолохов откроет бездны противоречивой русской души в «Тихом Доне», а Дмитрий Фурманов покажет, как волна народного гнева рождает новых героев в «Чапаеве». Ненависть, непримиримость, а порой и нелепость братоубийственного конфликта будет, не смотря на идеологию, лейтмотивом всей литературы о Гражданской войне. И не только литературы, а и её прямого наследника — кинематографа. «Митька помирает, ухи просит!» — трагедия простого человека в фильме «Чапаев» занимает не меньшее место, чем лихие конные атаки…
Но, подобно тому, как библейские сюжеты в коллективном европейском философском сознании встанут выше всех предыдущих временных этапов, в русской литературе о войне появится своя новозаветная эпоха — Великая Отечественная война. То, что она станет неким водоразделом в генезисе русской культуры, стало ясно уже при появлении первых шедевров, порождённых авторами, погружёнными в этот величайший в истории цивилизации конфликт добра и зла.
Уже в начале войны Константин Симонов буквально потрясёт страну, которую, казалось, уже ничем потрясти нельзя было, своим «Жди меня». Стихотворение не только станет программным для всей советской литературы второй половины двадцатого века, но и как будто откроет шлюз целой плеяде произведений: «Василий Тёркин» и «Я убит подо Ржевом» Александра Твардовского, «В землянке» Алексея Суркова, «Итальянец» Михаила Светлова, «Его зарыли в шар земной» Сергея Орлова, «Коммунисты, вперёд!» Александра Межирова.
Неудивительно, что впереди, как это обычно бывает, шла поэзия — её авторам свойственно живо, непосредственно и «по горячим следам» анализировать происходящее. Прозаикам для глубинного осмысления требуется время, зато и анализ получается более масштабный и системный.
В 1947 году направление «лейтенантской прозы» откроет Виктор Некрасов своей повестью «В окопах Сталинграда». За ним последовали Юрий Бондарев, Василь Быков, Григорий Бакланов. А ещё будут Борис Васильев, Евгений Носов, Виктор Астафьев, Фёдор Абрамов. Позже о войне заговорили и поколения писателей, не успевших на неё, такие, как Валентин Распутин с его пронзительным «Живи и помни».
Пожалуй, на осмысление одной только Второй мировой — Великой Отечественной нам потребуются ещё десятилетия и десятилетия... Но безжалостное время почти не даёт передышек, пауз для спокойных размышлений. И вот уже новая война — Афганская, и у неё — свои голоса, свои писатели, такие, как Александр Проханов с его романом «Рисунки баталиста». Он же, Проханов, прокладывает дорогу к трагическим конфликтам новейшего времени («Господин Гексоген»). А дальше был уже Захар Прилепин и его «Патологии»...
Прозаик и журналист Александр Зуев, кажется, вобрал в себя все военные ипостаси отечественной литературы. Не только потому, что он — в высшей степени эрудированный, погружённый в русскую культурную парадигму интеллектуал, но прежде всего по воле собственной судьбы, своей драматической биографии. Предательски разрушенная и оплёванная внутренними врагами нашей страны социально-философская общность «советский человек» нашла в Александре Пулатовиче Зуеве своё почти эталонное отражение. Представитель технической интеллигенции, педагог и учёный, он в давние 70-80-е годы вряд ли мог себе представить в родном Ташкенте те трагические перипетии, через которые ему предстоит пройти. На его жизненном пути будет и полный риска и леденящих душу событий исход из Узбекистана во главе целой колонны ставших в одночасье «лишними людьми» «русскоязычных», и жесточайшая, кровавая война в Таджикистане, и долгая адаптация на «новой-старой» Родине — в России, и, наконец, многолетняя подвижническая деятельность правозащитника в основанном им обществе «Саратовский источник». К нему, к этому источнику, припадали и припадают не только русские люди, вынужденно стронувшиеся с десятилетиями, а иногда и столетиями обжитых мест в Средней Азии, на Кавказе, Казахстане и Киргизии. «Саратовский источник» оказал и продолжает оказывать помощь всем, кто в ней нуждается, всем беженцам и вынужденным переселенцам, будь то дунгане, курды или русские немцы... А ещё в сфере пристального внимания Александра Зуева и его организации национальная ситуация в самой России, далеко не идеальная, зыбкая, тревожная...
Естественно, человек с таким багажом знаний о национальных конфликтах, старающийся изо всех сил, а иногда и сверх всяких сил сохранить то, что патриоты называют «Русским миром» не мог обойти стороной конфликт на востоке Украины. Почти с самого начала этой войны Александр Пулатович — в местах боевых действий. Он работает в качестве журналиста, кинематографиста-документалиста, а более всего — просто в качестве искреннего и бескорыстного друга мятежных Луганской и Донецкой республик. Съёмки фильмов, помощь выезжающим в Россию жителям Донбасса, доставка гуманитарной помощи — все эти проявления доброты и человечности, столь свойственные Зуеву-правозащитнику, дали также массу материала Зуеву-писателю, и литературные произведения не заставили себя ждать.
Помещённая в эту книгу «Месть майора Вишняка» уже известна российскому читателю. Созданная на документальной основе, она выписана в традициях русского реализма и не только повествует о конкретном, реально существующем человеке и его тяжелейшей судьбе, но и даёт широкую панораму характеров гражданской войны на Украине, причём носители этих характеров расположены по разные стороны линии противостояния. Образ майора Вишняка, не вымышленный, натуральный и честный, легко становится в ряд героев произведений, упомянутых выше — такие же несгибаемые, неодолимые мужики воевали и у Юрия Бондарева в «Горячем снеге», и у нашего земляка Михаила Алексеева в «Солдатах» и «Моём Сталинграде». И боль наша оттого, что немолодым уже советским офицерам, прошедшим Афганистан и другие конфликты, пришлось взяться за оружие уже практически у себя дома, на славянской, древнерусской земле, боль эта немного слабеет от осознания того, что они, эти носители гордого звания «офицеры», столь прекрасно воспетого Борисом Васильевым в одноимённом произведении, они есть сегодня, и добро привычно может на них опереться.
В этом смысле первая повесть книги — «Даю шанс!» является своеобразным продолжением «Мести майора Вишняка». Продолжением не сюжетным, но — философским, мировоззренческим, если хотите даже в чём-то футурологическим. Ведь по большому счёту поколение майора Вишняка уже сделало своё дело — билось в Чечне и Дагестане, приняло на себя первый удар на Донбассе. Однако даже легендарная гвардия древних персидских царей — так называемые «бессмертные» вполне себе были подвержены гибели от меча, копья или стрелы, а те, кто миновал эту доблестную участь, не избежали старости... Бессмертное кадровое наследие Советской армии уходит — и с этим ничего не поделать. И книга «Даю шанс!» — она как раз о тех, кто придёт (уже приходит!) на смену. Её герой — молодой и совершенно «постсоветский» человек. Таковых немало на той, как нам недавно казалось, совершенно невозможной войне, и это нормально — война, гражданская в особенности, всегда прежде всего прибирает к рукам молодость. Но протагонист повести географически никак не связан с Донбассом, да и от политики он далёк изначально. Катализатором его перерождения послужила личная, семейная драма, но многие ли из нас в такой ситуации отправились на войну, а не к психологу, другой женщине или в ближайшую пивную — «заливать» горе? Герой же повести А. Зуева отправляется на Донбасс, и это — не только врождённое проявление чувства справедливости, это и протест против всеподавляющей власти общества потребления, олицетворением, символом которого выступает его — теперь бывшая — супруга. И там, на войне он получает не только закалку от большого мужского дела и обретает прозрение. Находясь между жизнью и смертью после ранения, он проходит духовное очищение, переживает катарсис, из которого «возвращается» совсем другим, вероятно, обретая смысл жизни.
Лучшие книги о войне — всегда антивоенные книги. Абсурдность, иррационализм и тотальная несправедливость войны на востоке Украины показана в повестях Александра Зуева со всей беспощадностью даже не военной прозы — военной журналистики. Гибель подневольных украинских военных в уничтоженном транспортном самолёте (и его последующая утилизация ополченцами), юного механика-водителя в подбитом бронетранспортёре, солдат-призывников на роковом поле под Дебальцево — все эти сцены недвусмысленно подталкивают читателя к невесёлым размышлениям о том, доколе кукловоды из высокого политического закулисья будут разменивать мальчишеские жизни на реализацию своих амбиций и притязаний, тщетных перед лицом Вечности?
Но яростной отповедью лицемерным сценаристам войн и переворотов становятся слова и дела персонажей повестей Александра Зуева. «Мы сами должны стать теми переменами, которые хотим увидеть в мире» — написал как-то Махатма Ганди, кстати, последовательный ученик Льва Толстого, одного из русских писателей, ссылками на произведения которого открывалась эта статья. Начиная действовать, они не задумываются о последствиях для самих себя, но думают о будущем — для всех русских людей, для всей русской земли, всего Русского мира, который больше Донбасса, больше Украины и России, ибо от эпохи «Повести временных лет» до сегодняшнего дня русский способ познания мира — обретение правды. Думаю, в этом и состоит искомая нами русская национальная идея.
И искать её не нужно — стараниями наших лучших людей она всегда с нами и от неё «Русская земля стала есть».
Алексей Бусс
Скачать книгу: Скачать